НОВОСТИ/МНЕНИЯ

Наверное, сотни людей могут рассказать свою историю знакомства с ним. Расскажу и я.

25 декабря 1991 года М. Горбачев подписал указ о сложении с себя полномочий президента СССР. Майк Чихак, дежурный редактор новостей газеты USA Today, где я находился на стажировке от АПН, позвонил мне: «Можешь взять короткое интервью у наиболее авторитетного русского, который живет в Вашингтоне? Мы поставим его на первой полосе рядом с официальным мнением посольства».

ОК. О  ком я мог подумать? Только об Аксенове.

Но где его искать? В справочнике с телефонами частных лиц фамилии Аксенова не оказалось. Вспомнил, что он преподает русскую литературу в Университете Дж. Мэйсона.  Позвонил туда. Без долгих расспросов дали его домашний. Оказалось, он живет через речку (Потомак), километрах в трех от здания редакции и недалеко от Джорджтаунского университета.

Тема беседы Василия Павловича заинтересовала. Он раньше писал и говорил о возможности распада Советского Союза, но ни с кем еще не обсуждал это постфактум – я был первым. И последним – советским журналистом. Возможно, эта мысль ему тоже нравилась. Хотя когда я приехал, мне показалось, что Аксенову просто интересно было поговорить с человеком, который совсем недавно из Союза.

Аксенов жил в двухэтажном, совсем нешикарном доме. Все время, что мы говорили (примерно полтора часа), кот Василия Павловича ходил у меня в ногах, а его жена ходила по второму этажу (это было слышно), но почему-то не спускалась на первый. У меня было впечатление, что Аксенову говорить на предложенную тему нравилось – он переосмысливал уже много раз сказанное с учетом  того, что произошло, это его как-то даже заводило.

Выйдя во двор, я сделал несколько снимков писателя, а он, показав на чернеющее небо (назревал шторм), предложил подвезти меня до дома. Я отказывался, но он настоял. Мы сели в его белый «Мерседес», казавшийся по советским стандартам шикарным (сейчас на таких ездят коммерсанты весьма средней руки), и поехали вдоль Потомака в сторону отеля "Уотергейт", рядом с которым  газета снимала для меня гостевую студию.

Буря была сильнейшая, в какой-то момент мне показалось, что Василий Павлович пожалел, что выехал из дома. Ветер жестоко ломал черные кроны деревьев, а через сотню метров мы уперлись в довольно крупную ветку, которая перегородила дорогу. Аксенов начал разворачиваться, поехал какой-то другой дорогой, которую он, по-моему, плохо знал. Из-за этого короткая поездка растянулась минут на пятнадцать. Все это время я старался развлекать его московскими новостями, но реагировал он вяло, зато стал нервничать меньше. Когда новости закончились, меня вдруг осенило: как же я не сообразил раньше! Я рассказал Василию Павловичу о том, как очень давно, в 78-м году, прочел в «Иностранке» роман «Рэгтайм» E. L. Doctorow в переводе некого В. П. Аксенова и обнаружил ошибку: слово dime (десятицентовик) было переведено как 25 центов. Я послал в редакцию письмо и очень гордился, что мне, 16-летнему подростку, ответил редактор журнала. Он  извинился и подробно объяснил, как возникла ошибка (см. письмо). Но мне очень понравился перевод, он был явно авторским. Я узнал, что его сделал писатель Аксенов. Но ни в районной, ни в городской библиотеках я не нашел его книг. Кто-то мне объяснил, что они повсеместно изъяты, так как Аксенов антисоветчик... Эта история немного развеселила Василия Павловича.

Короче, довез он меня до дома. Какими-то ударными темпами я расшифровал пленку, позвонил Майку Чихаку. Но когда назвал ему имя Аксенова, Майк переспросил: «Кто-кто?». По его тону я понял, что он впервые слышит о самом известном после Солженицына писателе-диссиденте. «Сократи текст до 200 слов». Я сократил огромное интервью до «уровня гамбургера» (USA Today называют столпом fast-food journalism), но даже в этом варианте интервью не пошло – слишком много в нем надо было объяснять американскому читателю.

Тогда я отправил текст факсом Диме Остальскому в «Независимую», и текст вышел 7 января практически в полном объеме.

Игорь Дробышев